В центре Донецка уже можно видеть небольшие пробки на светофорах, а припарковаться иногда бывает затруднительно. Днем на улицах довольно много людей и машин. Работают магазины и салоны красоты, театры и кинотеатры, кафе и рестораны. На уличных баннерах и плакатах появилась коммерческая реклама. Так что на первый взгляд может показаться, что город уже забыл о войне. Но на самом деле это не так.В центре Донецка уже можно видеть небольшие пробки на светофорах, а припарковаться иногда бывает затруднительно. Днем на улицах довольно много людей и машин. Работают магазины и салоны красоты, театры и кинотеатры, кафе и рестораны. На уличных баннерах и плакатах появилась коммерческая реклама. Так что на первый взгляд может показаться, что город уже забыл о войне. Но на самом деле это не так.
Далекая канонада напоминает о том, насколько хрупкой может быть мирная жизнь, выстраиваемая возле линии соприкосновения. Особенно четко это понимаешь в 23:00, когда с наступлением комендантского часа в городе практически прекращается всякое движение, а обстрелы усиливаются. Корреспонденту «РГ» довелось возвращаться в это время в гостиницу по опустевшим улицам, под вой заводской сирены и звуки разрывов.
Но, конечно, больше всего войну чувствуют жители окраин, примыкающих к линии соприкосновения. Приезжаю на раздачу гуманитарной помощи «разрушенцам». Так здесь называют тех, чье жилье пострадало в результате боевых действий. Многие из этих людей в одночасье лишились всего, в том числе самого необходимого.
— Им выдается продуктовый набор. Одна 14-килограмовая коробка. Это месячная норма на человека. Макароны, гречка, сахар, соль, консервы, подсолнечная масло… — поясняет представитель аккредитованной в ДНР гуманитарной организации Центр развития Донбасса Нинель Гаспарян.
Светлана Барановская получает две коробки для своих 82-летних родителей. Сейчас они живут на Трудовских. Этот поселок подвергается частым обстрелам, но там хотя бы есть крыша над головой. Дом родителей Светланы, находившийся в районе Точмаша, был уничтожен прямым попаданием снаряда во время обострения конфликта в январе-феврале 2017 года. У стариков, всю жизнь проработавших на заводе, теперь практически ничего не осталось.
Прошу отвезти меня туда, где люди больше всего нуждаются в «гуманитарке». На самом деле таких мест много. Мне показывают только одно. 15-20 минут езды на машине от относительно благополучного центра Донецка и словно попадаешь в другой мир.
Частный сектор. Улица Автострадная возле печально известного Донецкого аэропорта. Разбитые дома, снесенные, словно ураганом крыши, пустые окна. Заборы с двух сторон улицы — как решето. Визжащие осколки прошивали здесь насквозь и дерево, и железо, и кирпичи. Кто-то вместо снесенного взрывной волной пролета поставил новое ограждение. Свеженький зелененький заборчик смотрится как яркая заплата на старой одежде.
На улице — около семи десятков домов. А живет человек восемь. Увидев, журналистов, люди выходят из разбитых, посеченных осколками домов. Рассказывают, что даже в обстреливаемом районе есть свои локации. Улицы до переулка Кремлевского считаются «цивилизацией», а дальше — опасная зона, в которой лучше не жить. Но они все равно живут. Здесь не было электричества и воды девять месяцев, потом, вроде, все наладилось. Но когда ВСУ обстреляли фильтровальную станцию, снова начались перебои с водоснабжением. А недавно после обстрелов пришлось скотчем перематывать перебитые газовые трубы.
— Там в 500 метрах уже территория аэропорта, вон видно терминал, а там — Жабы… Ну, Жабуньки. Вот шахта Октябрьская, за ней — линия разграничения. С этой стороны наше ополчение, а там украинские позиции, с которых бьют по шахте и по аэропорту. А мы-то рядом. Тут никогда тихо не было и, наверное, не будет. Обстрелы практически не прекращаются, — рассказывают немногочисленные обитатели Автострадной.
Действительно, где-то неподалеку гремят разрывы и слышны очереди стрелкового боя. Местные жители отмахиваются: здесь это считается затишьем. Людмила Туболова с двухмесячной дочкой Василисой на руках всю беременность проходила под обстрелами, родила и теперь растит ребенка под грохот канонады.
— Василиса у меня хорошо спит, когда стреляют. И мы спокойно засыпаем под обстрелы, потому что знаем, что это теперь «нормально». А вот когда тишина, ребенок тревожится, ворочается, капризничает, не может уснуть. Подвал? Нет, в подвал давно не прячемся. Если, не дай бог, попадет снаряд, в подвале засыплет и выбраться уже не сможем. Живем тут, конечно, не так, как в центре Донецка. Просыпаемся, кормлю ребенка, выходим немного погулять по улице, послушать грохот и возвращаемся домой. И постоянно приходится думать о том, чем починить крышу и вставить разбитое в очередной раз окно, — рассказывает Людмила.
Уезжать Людмила не хочет, да и некуда. Вне родного дома трудно найти подходящие для ребенка условия и не хочется оставлять без присмотра имущество. К нам на велосипеде по разбитой минами дороге подъезжает Александр Бражников. Он тоже из местных старожилов.
— Бывало так: вокруг обстрелы, темно, освещения нет. Транспорт не ходит. В 200-300 метрах рвутся снаряды и мины, а ты все-равно идешь три километра, чтобы попасть к семи утра на работу. И в семь вечера также — с работы. А дома сидишь и слушаешь, куда летит и где взорвется. Прикидываешь: здесь в две стенки — значит не пробьет, значит безопасно. Мне-то уже 60 лет, но боюсь за дочку и особенно за внучку. Когда начинается обстрел — они на пол садятся, плачут и трясутся.
Недавно у товарища Александра убило тестя. Мужчина шел по улице и не дошел до дома десяти метров. Мина попала в стену, все осколки посыпались на него. А, например, в соседний дом пришлось сразу три попадания: мина, снаряд от «Града» и снова мина. В дом Натальи Анищенко тоже попал снаряд. В полпервого ночи, когда все уже спали.
— Нет, никуда не бежали, — пожимает плечами пожилая женщина. — Зачем? Переждали обстрел и снова легли спать до утра. Поначалу было страшно. Теперь уже нет. Восстановили разбитую часть дома и разрушенный флигель. Решили остаться здесь. На самом деле в Донецке везде небезопасно. Если начнется обострение — куда угодно прилетит, так зачем съезжать?
Это решение не изменилось даже после того, как ранило мужа Натальи Анищенко, вышедшего за хлебом. После больницы он вернулся домой.
— Из-за затянувшегося конфликта у многих жителей Донецка развился посттравматический синдром и атрофировалось чувство страха. Они под обстрелами спокойно ходят на работу или в магазин, возвращаются домой, занимаются привычными делами, не обращая внимания на взрывы, — объясняет Нинель Гаспарян.
Выезжаем из частного сектора к пятиэтажкам в «цивилизацию». Хотя это, конечно, название условное.
— Мы скитались два года по съемным квартирам, но решили вернуться, хотя в нашу пятиэтажку было уже девять попаданий. Взрыв — и аж уши закладывает, и трясет, будто на карусели. Спим в коридоре, там безопаснее. Две ближайшие школы не работают. До работающей нужно идти. Есть транспорт, но сын ходит на уроки пешком. Приходится экономить, — рассказывает Наталья Марченко.
И все же здесь, в «цивилизации» людей побольше и даже работает рынок. Вернее, полрынка. Вторая половина сгорела во время обстрелов. Как рассказывают продавцы и покупатели, рыночек не прекращал работу. Когда начинались обстрелы — люди разбегались. Когда все стихало — вновь возвращались к прилавкам. На фоне сожженных павильонов прогуливается бабушка с коляской, в которой мирно посапывает внучка. И звучат неожиданные слова.
— А знаете, у многих сейчас рождаются дети, — улыбается, качая коляску, Елена Луцкая. — Я думаю, таков божий промысел: чтобы понесенные людьми потери восполнялись. Ведь вопреки всему жизнь должна постепенно возвращаться на круги своя.
— А знаете, у многих сейчас рождаются дети, — улыбается, качая коляску, Елена Луцкая. — Я думаю, таков божий промысел: чтобы понесенные людьми потери восполнялись. Ведь вопреки всему жизнь должна постепенно возвращаться на круги своя.
